Лысов Владимир - Белый Ромб И Красные Шары
Владимир Лысов
Белый ромб и красные шары
Пуст, мал поселок под низким дождевым небом. Дождь будто прибил его к
земле. Сопки, охватывающие его подковой, закрыты тучами, горизонта нет, и это
еще усиливает ощущение одиночества, оторванности от Большой земли.
На окраине - крохотные балки, поставленные как попало. Ближе к центру -
хоть и деревянные, одноэтажные, но все же дома. В самом центре - современные
крупноблочные здания в четыре этажа в затейливых узорах, выложенных морской
галькой, вкрапленной в бетон. Эти здания на сваях, на железных ногах,
упирающихся в вечную мерзлоту.
Чем ближе к порту, тем веселее. И народу встречается больше. Порт работает
и в дождливую погоду, и в штормовую. Он живет днем и ночью. Два с
половиной-три месяца в году порт свободен ото льда, за этот срок нужно успеть
выгрузить, принять, переправить сотни тысяч тонн грузов, предназначенных
тиксинцам, зимовщикам полярных станций, жителям городов и поселков бассейна
Лены - по существу всей Якутии.
Водный путь здесь важен необыкновенно. Ведь проложить километр шоссейной
дороги в условиях вечной мерзлоты, тундры, болот стоит 200-300 тысяч рублей,
километр железной дороги - 700 - 800 тысяч, транспортировка грузов по воздуху,
естественно, обходится еще дороже.
В воротах порта - фигура в длиннополом брезентовом плаще с опущенным
капюшоном. Рядом две огромные лохматые собаки.
Иду, стараясь держаться независимо, будто у меня полный порядок с
документами.
- Куда?
Сказано спокойно, лениво, но властно. Собаки хрипло рычат. Что сказать?
Что еще не оформлен, не получил пропуска, попросить смилостивиться? Или
рассердиться, возмутиться: начальство мешкает, а я здесь при чем? Мне ночевать
негде!
Как-то так само собой получается, что говорю правду. Страж не прерывает,
терпеливо выслушивает до конца. А потом вдруг, хотя, кажется, ничего особенно
убедительного и не сказано, кивает: проходи!
Тиксинский порт - крупный для Арктики. Но в сравнении, скажем, с
Мурманским он, конечно, крохотный. Нет и в помине километровых линий причалов,
элеваторов, холодильников размером с высотное здание. Однако и тут
останавливаешься в растерянности.
Краны ворочают штабеля досок, бочки с горючим, газовые баллоны в сетках,
ящики, мешки, непрерывно звонят, предупреждая, что нужно почаще оглядываться.
Отступаешь в сторону - и под ноги ухает пудовый тюк, сброшенный с электрокара;
попятишься - услышишь свирепый окрик шофера. Как ни стараешься держаться
стороной, чувствуешь, что везде мешаешь, всюду лишний.
Свободных причалов нет. Суда-танкеры, лихтеры, сухогрузы. баржи -
выстроились борт к борту, дожидаются очереди встать под кран. И на внешнем
рейде, у острова Бруснева, закрывающего вход в бухту, их десятки. На их штагах
-черные шары, означающие "Стою на якоре". У портовиков слишком много работы.
"Фарватера" у причалов не видно. Это заметный, белый, красивый пароход, и
первый же встречный, кого я спрашиваю, говорит, что час назад его отогнали на
рейд. Стало быть, нужно опять миновать сторожа у ворот и вдоль ограды порта
спуститься к морю, к тому месту, куда подходят катера со стоящих на рейде
судов.
Здесь, у спуска к воде, тише. Слышно, как ухает в черную базальтовую стену
обрыва накат, тонко звенят, ударяясь друг о друга, гладкие, ошкуренные волной
бревна. "Фарватер" вдали, как на картинке: белый двухмачтовый кораблик с
четкой, черной ватерлинией, сосновые мачты будто светятся изнутри. У борта
судна прыгает на волне катер.
Неуверенно, без всякой надежды